Постапокалиптика

«Постапокалиптика — поджанр научной фантастики, научного фэнтези, антиутопии и ужасов, в котором сюжет развивается в мире, пережившем глобальную катастрофу. Постапокалиптическим называют также творческий стиль, несущий настроение пустынности, одиночества и ужаса в образах постаревшей и покинутой техники или зданий.

Самый популярный сюжет в Постапокалиптическим мире – зомби-апокалипсис или Третья мировая война.

Термин «Постапокалиптика» (англ. post-apocalyptic) применительно к фантастике впервые использовал в 1978 году американский критик Алан Франкв в журнале SciFiNow. Термин, однако, вошёл в обиход на рубеже 1990—2000-х годов, прочно укоренился в бытовой речи и проник в научный язык».

 

Итак, на определении из Википедии можно было бы и закончить. Все ясно и понятно. Как и многие поджанры, постапок – пусть будет так для краткости – зародился достаточно давно. Еще в начале девятнадцатого века небезызвестная Мэри Шелли написала трехтомник «Последний человек». Но он не стал хитом, как «Франкенштейн». Не потому ли, что картины жизни после глобальной чумы и прочих трагедий показались читателям отвлеченным умствованием?

 

А вот когда над человечеством нависла реальная угроза (само)уничтожения, после Хиросимы, тогда да! 

Тогда подобного рода книги и фильмы пришлись ко двору. Нет, они не заполонили прилавки. Их было немного на самом деле. И произведения сии не ставили целью развлечь читателей-зрителей приключениями героев в свеженьком сеттинге. Ядерная угроза была слишком реальной и пугающей, любой обыватель воспринял бы в штыки развлекательные истории на костях мира.

Когда-то такого рода вещи назывались романами-предупреждениями, фильмами-предупреждениями. Суть понятна, да? «Гимн Лейбовицу» У.Миллера (1956) и «Почтальон» Д.Бринна (1984), «Мальвиль» Р.Мерля (1972), «Письма мертвого человека» В.Рыбакова (1986) – самые яркие из них. Почти все экранизированы.

Это то, что называют социальной фантастикой. Книги и фильмы, которые ставят сложные вопросы, заставляют задуматься о хрупкости маленького шарика в космосе, о том, что сломать легко, а починить невозможно. С задачей напугать картинки постядерной зимы и разрухи справились на отлично.

Конец всему волею автора можно устроить и менее разрушительным, но не менее радикальным способом. Берем эпидемию, убиваем две трети населения, сохраняя материальные ценности, берем падение метеорита – уничтожаем половину народу и две трети построек и прочего культурного наследия, берем климатические катастрофы – чуть медленнее, но убиваем всех, уничтожаем всё. И приключаем персонажей вот в этом чудесном, вдохновляющем антураже.

 Сарказм.

Конечно же, приключения посыпались. Каждый автор старался по-своему. Фантастическое допущение «среди тут завелась катастрофа, и почти все умерли» дает необозримый простор для фантазии и драматургии.

Мнится мне, что культовый фильм «Безумный Макс» (1979) стал последним камушком, которого не хватало, чтоб обрушить лавину из фильмов, книг, а потом и игр на тему постапокалиптики. Поперли и развлекательные, вроде самого МэдМэкса и, особенно его как бы продолжения «Дорога ярости» (2015). Так случилось, что я его посмотрела за компанию. Да простят меня поклонники, но скажу свое ИМХО.

Большинство подобного рода фильмов сделаны с упором на зрелищность. Безумно-футуристичные машины носятся по бескрайним пустыням. Условно разумные изощряются в разнообразных способах убийства друг друга. Лохмотья и доспехи живописны, цель квеста – вода и земля обетованная – сойдет за благородную. Вот только откуда дровишки, бензин у потерявших технологии дикарей? Да еще в количествах, потребных для многокилометровых гонок?

 Живописные взрывы, погони, драки и условная победа – вот и весь сюжет. Придирчивым зрителям лучше не смотреть, вопросики с матчастью и логикой замучают.

И такого рода продукции невероятное количество. Как спрашивало советское литературоведение и педагоги, «так чему нас учит этот фильм, книга?». Ответ – бей первым, если не хочешь сдохнуть, а, впрочем, ты все равно покойник.

Все время настаиваю, что десять процентов в любом жанре – это литература. Так что и постапок содержит внутри себя (а там еще воз с тележкой под-под-жанров) толику более сложных произведений, чем безыдейная бродилка-стрелялка с приправой из случайного секса.

 

«Противостояние» Стивена Кинга прямо таки люблю. За что? 

А вот за детально прописанную пандемическую катастрофу, сочетание грубой физиологичности с тонким флером мистики. За интересные психологические типажи персонажей и их замотивированное поведение. За философские разговоры у костра, за нетривиальные раздумья о человечестве в целом, ловко вложенные в уста героев. За то, что прыгнул выше головы и не сделал ожидаемую читателями «последнюю битву» типичной , а поднял повествование до аллегории и почти мифа. За честный ответ в финале. 

Если не читали, зажмурьтесь, будет спойлер. Там вроде все окей, ГГероиня с ГГероем поселились в уединенном домике, нянчат детку и наслаждаются покоем. Он спрашивает: «Как ты думаешь, люди чему-нибудь научатся?» Она долго молчит и отвечает: «Не знаю».

 

За что еще любят постапок? Ответы от создателей, то бишь, авторов: персонажей можно загнать в такую драматическую ситуацию, которая невозможна в обычном реальном сеттинге, можно поднять любопытные философские вопросы бытия, можно устроить героям такой поход с испытаниями, что все мухи от зависти сдохнут! Именно потому, что мир после армагеддона – это разгул анархии, то есть свободы творить то, на что обычный мещанин и обыватель не замахивались и даже не мыслили в эту сторону. Для выживших, разумеется.

 

Думаю, что у многих читателей похожие мысли бродят в голове. Поскольку, читая, мы так или иначе ассоциируем себя с персонажами, тут вообще получается гениально. Даже если сесть и конкретно представить любой из предложенных сценариев апокалипсиса, то видеть себя, любимого, среди погибших в первые же часы совершенно не хочется.

 Умом я это понимаю и помню со школьного НВП слова нашего военрука: «На нас даже ядерный заряд тратить не будут. Запулить обычной ракетой в химкомбинат (аммиак, селитра и тп) и половины области как не бывало».

 Но ведь книга-фильм – это совершенно другое дело! Это же вроде как игра. Разумеется, умрет кто-то другой, а я уж вывернусь, пройду испытания, спасу остатки цивилизации и заложу сад на Марсе. И любовь всей жизни попутно обрету. Как-то так.

Некоторые психологи утверждают, что постапокалипсис проигрывает все страхи человечества, но в облегченной версии. 

То есть, ты вроде как побоялся, капельку прочухал на своей воображаемой шкуре жуткие-страшные последствия и успокоился. Что сказать, для меня лично Кинговское «Противостояние» (а у меня первый перевод с неверным, но говорящим названием «Армагеддон») дало неслабую прививку от пандемии. Когда пару лет назад мир немножечко рехнулся, я покрутила пальцем у виска и продолжала жить себе спокойно. 

Пока люди на улицах не валятся снопами и не вымирают тысячами тысяч, то не пандемия, извините.

 

Моя собственная классификация. Не по типам толстого полярного лиса, подкравшегося незаметно. А по давности его пришествия к человекам.

 

1.Истории, которые начинаются с самого события или даже за некоторое время до него. Они похожи на модные в двадцатом веке книги-катастрофы и фильмы-катастрофы, к примеру, наш «Экипаж» или забугорные «Небоскреб», «Туннель» и иже с ними. Приличное вступление: мирная жизнь будущих действующих лиц, знакомство с героями, а потом хрясь! И катастрофа. И как (не)меняется поведение персонажей, которых вы уже начали любить. Только в постапокалипсисе размеры песца глобальнее. Сюда можно отнести и «Противостояние», и «День триффидов» Дж. Уиндема.

 

2.Истории, которые дают нам сразу мир, в котором апокалипсис был и прошел. Более того, у многих писателей по сюжету «событие» случилось так давно, что обросло легендами, байками, многократно переврано, а то и забыто новым человечеством.

 Прекрасный пример «Отклонение от нормы» того же Уиндема. Дано: пуританское поселение с очень суровыми порядками. Люди уже не помнят первопричину, почему они так строго следят за странными особенностями и количеством пальчиков у новорожденных, зачем устраивают проверки на норму, приплетая ко всему божественную милость или немилость. Про состоявшуюся сотни лет назад ядерную войну никто не помнит.

 На сакраментальный вопрос советской литературоведческой науки тут можно легко ответить так: эта книга учит тому, что отклонение от нормы как раз и сможет вывести жалкие ошметки человечества из тупика. И еще тому, как страх оказаться не таким как все становится рычагом управления.

 

И еще момент. За что не любят постапок. Оригинальной не буду, сказав, что за сложные моральные дилеммы, за жестокость, горы трупов, предопределенный финал. Автор так и так оставит героев в подвешенном состоянии. Может, даст надежду, намек, что все будет хорошо, лет так через тысячу, но не в данный момент. Хотя, понятие «хорошо» весьма растяжимо. 

Предположим, персонажи очередного «Метро 100500» проявили похвальное мужество, взаимовыручку, потеряли всего половину состава команды, заключили союз с выгодным кланом и добрались до вожделенного склада с консервами. Наелись и отправились обратно, навьючив поклажу на случайно одомашненного монстра. Хорошо? Конечно. Можно написать много-много продолжений, сходить отдельно за соком, чаем, гайками для неработающего дизеля и семенами монструозной травы. Но апокалипсис так и останется пост. Фарш невозможно провернуть назад.

Если взглянуть с еще одной стороны, то и такие книги-фильмы-игры вполне могут оказаться отличными. При условии создания убедительного антуража, запоминающихся персов, накала чувств и прочих плюшек для читателя-зрителя-геймера. Вовлеченность в мир, где все дозволено, бывает весьма заманчива.

 

Маркевич Светлана

мнение автора статьи может не совпадать с вашим