от автора: Было бы ошибкой воспринимать данные тексты как сборник эссеистики. Этот жанр подразумевает повышенную проявленность Автора, его личность и гражданскую позицию. Перед вами, скорее, монологи персонажей из ненаписанного романа. Герои язвят, философствуют, интерпретируют мультфильмы и сказки, а потом совершают какие-нибудь абсурдные, провокационные или даже антиконституционные поступки. В обычном романе это называется сюжетом. "За кадром" книги остались, собственно, поступки. Поэтому читателю предлагается совершить их самостоятельно, сразу же после прочтения. Для начала отрывок из книги.
ГОРОДА / МОСКВА
Москва — крашеная. Не блондинка, не брюнетка. Цвет волос неопределенный, меняется, в зависимости от освещения, от рыжего до пепельного оттенка. Сколько ей лет, сложно понять из-за пластических операций, сделанных, впрочем, довольно удачно.
Если спросить: «Москва, тебе сколько стукнуло?» — она со смехом ответит, что это невежливо задавать даме такие...
Если не отставать, процедит сквозь зубы: «По паспорту — тридцать восемь», но Москва врет — ей куда больше, как бы не все пятьдесят. Но выглядит хорошо, женщина она ухоженная.
У Москвы роскошная квартира в центре города — бывшая коммуналка из дюжины комнат. Богатый муж никогда не бывает дома — он крупный чиновник из администрации президента.
Москва утверждает, что служит в каком-то банке или агентстве, но за работой я ее, честно говоря, никогда не видел. Она всегда дома. Я даже не видел, чтобы Москва ходила по квартире — она всегда полулежит.
Москва не жадная, но в ее квартире лучше всего брать все без спроса — она даже не заметит, а вот если попросить: «Москва, одолжи утюг?», может и заупрямиться: «Свой давно пора купить!»
При знакомстве она меня спросила: — Ну, как жить думаешь?
— Обычно. Для начала сниму где-нибудь на окраине однушку, а потом...
Москва говорит: — Зачем тебе где-то на окраине снимать, живи у меня. Места полно!
Я переехал к ней со всеми вещами, благо их немного.
Поселила в одной из комнат. Мебель там еще от прежних хозяев — живописная рухлядь: слоеные шкафчики, полочки, этажерочки, на стене гобелен с медвежатами, кровать с панцирной сеткой.
В первую же ночь мы с Москвой напились и стали сожительствовать.
Что там у Москвы с фигурой — непонятно. Москва раздевается только при зашторенных окнах и выключенном свете — стыдлива. А когда ты с ней ложишься в постель, сразу накрывается одеялом — все равно ничего не увидишь. Грудь на ощупь большая, тело — мягкое.
Москва сладко целуется и сонно ебется. При соитии издает особые томно-тихие стоны. Необъяснимо волнительные обертона. В них все и дело. Их принимаешь за настоящую страсть, хотя, скорее всего, это просто воздух, который так выходит из ее легких под твоей тяжестью. Эти стоны возбуждают, от них теряешь голову. А на самом деле Москва ничего не делает, просто лежит, раскинув ноги, звучно и волнительно дышит.
Я заметил за Москвой одну особенность. Когда ей лень поддерживать разговор, она вместо ответов подхватывает концы твоих же фраз. Такое у нее своеобразное эхо вместо речи.
— Москва, тебе со мной хорошо?
— Хорошо...
— У тебя мужчин было много?
— Много..
.— Но я-то лучший?
— Лучший...
Тем более обидно узнать, что Москва мне изменяет. И не то, чтобы мстит или самоутверждается. Она безразлично-любвеобильна. Ей все равно, с кем, лишь бы лежал кто-то рядом.
Уличенная в измене, она не испытывает ни доли смущения. Меня трясет от гнева.
— Бра-я-ят! — затравленно блеет застуканный кавказец. — Нэ убывай, бра-я-т!..
— Не брат ты мне, гнида черножо!..
— Чего?! — у Москвы прорезается надтреснутый бабий голос, совсем как у примадонны. — Я вот как щас милицию вызову! — визжит Москва. — Понял!? Живо пойдешь по двести восемьдесят второй!..
И я понимаю, что она действительно вызовет милицию и сдаст меня. За разжигание и прочую ксенофобию. У Москвы ни стыда, ни совести, ни исторической памяти. Ей чужда привязанность. Москве наплевать на мою ревность.
«Черножо» куда-то подевался, как будто и не было его смуглого, щетинистого присутствия.
В комнате только двое: я и Москва.— Хорошо, дрянь, я ухожу!
— Ну и вали, — безразлично говорит Москва. Она лежит на диване и смотрит по телеку «Дом-2». Забыл сказать, у Москвы чудовищный вкус. Она часами слушает и смотрит такое, что нормальный человек не выдержит и пяти минут.
— Я ухожу. Прощай.
Москва молчит. По ее каменному лицу я вижу, что ей все равно. Она забудет обо мне, как только хлопнет дверь. Мою комнатку с ветхой мебелью займет другой. С более крепкими нервами.
— Москва, ты хоть понимаешь, что ты за сука?! Выгоняешь человека, которому даже пойти некуда!
Кстати, в этом вечернем освещении становится заметен ее возраст — складки, подбородки... Ей точно за пятьдесят.
— Ты сам уходишь, я тебя не выгоняла, — холодно отвечает Москва.
— Да? А как мне оставаться после того, что я увидел? Что молчишь? Ты можешь оторваться хоть на минуту от своего мудацкого телевизора?!
Москва поворачивает голову: — А что ты видел?! Что?! Дикарь! Я думала, приехал из Берлина нормальный интеллигентный парень, европеец... Ведешь себя как... как фашист!
Она всхлипывает. Нет, я знаю, что это самообман. Она не всхлипывает, это обычный кокаиновый насморк. Но приятнее-то думать, что она в слезах от того, что я бросаю ее...
— Скажи мне только одно, — спрашиваю, — я тебе нужен?
— Нужен, — включает эхо Москва.
— Попроси меня, чтобы я остался. Скажи — оставайся.
— Оставайся...
Я распаковываю вещи. Начинается постельное «мирись, мирись и больше не дерись».
— Москва, я тебя очень люблю... А ты?
Москва: — Очень люблю... А ты?
— Люблю!
— Лю...
Вот и хорошо.
Я ухожу в свою комнату. Дело в том, что Москва, видите ли, не высыпается, если рядом с ней кто-то лежит.
— Спокойной ночи, — кричит Москва.
— Спокойной ночи, — отзываюсь я, — только ради Бога, сделай в телевизоре звук потише!
Я долго порывалась почитать Елизарова. Сначала "Ногти", но до них так и не добралась, хотя коллеги ходили под впечатлением. Затем взгляд наткнулся на яркую красную книжку под кричащим названием "Библиотекарь", но видимо "опять была не судьба".
Наконец, решилась на "Бураттини..." и не пожалела ни минуты потраченного времени.
Броско? Да. Эпатажно? Да. Философски? И тоже да.
Об этом произведении или можно говорить или много и пространно, анализируя каждый кусочек, или в двух словах: это здорово.
Книга - номинант "Русского Букера 2008", и она его заслуживает.
