Короткая проза, драбблы, микро-рассказы

 

Я обожаю короткую прозу. Другое дело, что большинство людей, читающих книги, относятся к ней с неприязнью. Знаете, как объясняют? «Только я начинаю любить персонажей, как уже все кончилось…» Остается сказать в ответ: хнык-хнык. С другой стороны, постоянно обитающие в интернете граждане бойко читают короткую прозу. В инете вообще все быстро меняется, знаете ли. Был ЖивойЖурнал да помер, а там столько прекрасных рассказчиков жило. Даже в бумажных книгах кое-кого успели напечатать и тоже позабыть под натиском других книжек. Был дайри, да усох, был нельзяграмм, да сплыл. И много еще разных платформ и сетей появляется, расцветает и увядает под давлением разносторонних интересов публики.

 

 

Если погуглить, можно узнать занятную историю. Дело было так: в Великобритании в 80-м году прошлого века появился новый особый жанр рассказа – Drabble (с англ. – забрызгать, замочить, испачкать). Полагают, что концепция жанра родилась в одном из сообществ университета Бирмингема, где была популярна очень необычная игра.

 

Поклонники творчества юмористической секстета «Монти Пайтон» решили воплотить в жизнь игру, описанную в «Большой красной книге Монти Пайтона». А именно игру драббл, в ходе которой участники должны были написать небольшую историю, а победителем становился тот, кто сделает это быстрее. Но, чтобы в реальности игра была простой и интересной, а главное — достаточно непродолжительной, участники ввели правило – история должна состоять из 100 слов. На написание рассказа было отведено определенное время и задана тема. Так и появилось название литературной игры и ее концепция. 

 

В 1987 году драббл принял форму настоящего литературного конкурса и был немного видоизменен. Редактор английского журнала New Time Стив Мосс пересмотрел каноны жанра и объявил конкурс, участники которого должны были написать рассказ объёмом всего в 55 слов. Основными критериями были чёткий сюжет, проработанное представление о персонажах и неожиданный финал. Мосс получил большое количество работ и по итогам конкурса составил целый сборник под названием «Самые короткие в мире рассказы».

 

Не могу удержаться, привожу один рассказик полностью (это не сложно).

 

Брайан Ньюэлл – «Чего хочет дьявол»

 

«Два мальчика стояли и смотрели, как сатана медленно уходит прочь. Блеск его гипнотических глаз все ещё туманил их головы.

 

– Слушай, чего он от тебя хотел?

 

– Мою душу. А от тебя?

 

– Монетку для телефона-автомата. Ему срочно надо было позвонить.

 

– Хочешь, пойдём поедим?

 

– Хочу, но у меня теперь совсем нет денег.

 

– Ничего страшного. У меня полно.»

 

Каково? Вместо тысячи слов, как говорится… Вот за это лично я и обожаю сверхкороткую прозу от настоящих мастеров. Я чувствую, как тоской сжимается сердце от этих пятидесяти пяти слов, ах, глупыш, все-таки продал душу, но друга еще готов угостить… пока.

 

Вопрос в студию. Кто по достоинству оценит этот драбблик? И подобные ему по силе воздействия? И КАК его оценят… Мне любопытно, как юношество прочтет, не посмеется ли, не обрадуется ли «о, как круто, деньги, я тоже хочу, за просто так «денег полно».

 

Небольшое отступление к вопросу о злобе дня, контексте времени и т.п.

 

Думаю, все слыхали историю с рассказом в шесть слов от Хеммингуэя? Говорят, написал на спор, в кафе на салфетке, говорят, что вранье, доказательств мало. Но кто-то же сочинил эту душераздирающую историю, а? 

 

«For sale, baby shoes, never worn» (с англ. — «Продаются детские ботиночки, неношеные») — рассказ из шести слов, часто приводимый как пример англоязычной малой прозы»

 

Нынешний гражданин, даже взрослый и более или менее образованный, но не слыхавший об авторстве и условиях написания, легко толкует это как образец обычного объявления, а что такого-то??? Ребенок вырос, не успев даже надеть, потому что обуви завались же? 

 

О том, как высока была детская смертность во времена написания этого микро-рассказа, большинство не задумывается, забыло, а то и просто не знает. То есть, контекст утрачен, натура ушла (и слава всевышним!) и поэтому когдатошний шедевр душераздирающей микро-прозы теперь не звучит.

 

Если и были во времена всплеска интереса к драбблам и литконкурсам истории с политической подоплёкой, то есть «на злобу дня», так они не дошли до нас именно по этой самой причине.Публицистика  живет недолго, моды миновали – и всё, никому не понятно, а оттого не интересно.

 

А вот глядите еще рассказик.

 

B конкурсе на самую короткую автобиографию победила одна пожилая француженка, которая написала: «Раньше у меня было гладкое лицо и мятая юбка, а теперь – наоборот».

 

 

Как думаете, что должно со временем сделать нечитаемой эту автобиографию? Исчезновение юбок, как предмета одежды? (Точно так же теперь мало понятны пресловутые «пушистые бразды вздымая» и прочие облучки с ямщиками) Или достижения косметологической и геронтологической медицины однажды превысят порог нашей фантазии, и столетняя француженка будет все также гладколица и активна, как двадцатилетняя? Или объективизация женщин наконец изживет себя и не надо будет гордиться мятой юбкой, как символом сексуальной востребованности?

 

 Наверное, Пушкин опасался, что потомки не оценят его социальных посланий в стихах (они как раз вполне понятны). А вот то, что незнание чисто бытовых слов отсечёт юных (сейчас) читателей от двухсотлетнего гения, даже представить не мог.

 

Всё, последний пример и к разбору.

 

Роберт Томпкинс – «В поисках Правды»

 

«Наконец в этой глухой, уединённой деревушке его поиски закончились. В ветхой избушке у огня сидела Правда. Он никогда не видел более старой и уродливой женщины.

 

– Вы – Правда?

 

Старая, сморщенная карга торжественно кивнула.

 

– Скажите же, что я должен сообщить миру? Какую весть передать?

 

Старуха плюнула в огонь и ответила:

 

– Скажи им, что я молода и красива!»

 

К микро-рассказам можно отнести и анекдоты (приведенный выше рассказ я встречала в инете как анекдот), хоть они и фольклорный жанр, потому что устный. 

 

«Слово «анекдот» (ἀνέκδοτα) древнегреческого происхождения изначально означало «неизданное, неопубли-кованное». В XIX веке в Рос¬сии это слово часто употребляли в повседневной речи, но «анекдо¬тами» называли заниматель¬ные случаи, которые произошли с самим рассказчи¬ком или с кем-то другим. Лишь с начала XX века анекдотами стали называть короткие юмористические истории с неожи¬данной концовкой»

 

Вот что пишет Википедия. Об «исторических анекдотах» мы все слыхали из классической прозы, да, это были занимательные истории о знаменитостях, причем высмеивать было не обязательно. Как видим, меняются с течением лет жанры, содержания… Кто уже прожил на белом свете дольше двадцати лет могли заметить, что анекдоты невероятно быстро устаревают, особенно про политику и селебрити. Кто эти люди? Где смеяться? – самые частые вопросы к анекдотам.

 

Так что, если вы анонимно сочиняете анекдоты, берите вечные темы, философские, про обычную жизнь и отношения, не прогадаете. 

 

 

1 Лексика, язык написания в драббле играют огромную роль. Поскольку количество слов ограничено, подбирать их надо с особым тщанием, чтоб ни буквы даром не пропадало. Это в объемном произведении можно сто раз вернуться к прорисовке внешности героев или обстановки особняка, политическому устройству вашего вымышленного мира, к интригам двора или особенностям воздействия магии (радиации) в авторской фэнтези. 

 

2 Прием «показывать, а не рассказывать» в короткой прозе важен как никогда. 

Тут такая штука происходит: человек читающий видит у себя в голове свое собственное кино. А поскольку люди разные, воспринимают мир, в том числе и буквенный мир, через самые свои прокачанные каналы восприятия, случаются совершенно разные «фильмы в головах» по одному и тому же рассказу, если… Если автор не задействует их все. Слова разных модальностей, я имею ввиду. Мне кажется, что это самый лаконичный способ попасть в большинство читательских сердечек, если словами передавать телесность в полном объеме: слова аудиальные, визуальные, кинестетические.

 

Нет, это не означает, что герой должен наслаждаться птичьими трелями или любимым плейлистом, поминутно что-то нюхать, почесываться, оглаживать брендовую одежду перед зеркалом, трогать, обозревать окрестности и разговаривать в терминологии преподавателя живописи.

 

И нет, это не означает сверх меры набить текст пышными метафорами и отступлениями на окружающие красивости. Как раз словесные кружева не идут короткой прозе, если только это не сделано намеренно для характеристики перса. Особо речевой характеристики.

 

3 Так, добрались до диалогов, которые в малой форме могут главенствовать, а то и вытеснить повествовательную прозу. А если объем истории не позволяет втиснуть еще и атрибуцию диалога, все эти пресловутые «вскричал», «глухо промолвил», «насмешливо скривился», то к каждому слову должен быть подход как у ювелира к неогранённому алмазу. Десять, сто раз перепроверить, точен ли угол наклона, остёр ли резец, а уж потом бамц делать и осторожно, осторожно, не отсеките лишнего.

 

Насчет вышеупомянутых кружевных предложений. В идеале персонажи будут разговаривать, применяя свой личный словарный запас, обусловленный статусом, возрастом, временем, образованием и тэпэ. И ежели автор захочет изобразить велеречивого перса, сыплющего заумными примерами, цитатами из Ницше или современных блогеров, то и карты в руки.

 

Речевая характеристика – самое яркое и доступное в рамках короткой прозы. Она позволяет получить портрет не описывая, характер не рассказывая биографию, диагноз без МРТ.

 

4 Сюжет.

 

В сверхкороткой прозе с сюжетом сложно. В пятьдесят слов можно уложить глубинный смысл, парадоксальное видение обычной ситуации, крохотный, но важный кусочек жизни. А дальше читательское воображение дорисует. Как в том микрике про двух пацанов и дьявола. Неужто вы не увидели кино в воображении? Сумрачный переулок, тающую во тьме фигуру и двоих друзей, чьи жизни покатятся по разным рельсам? Хочется продолжить, нет?

Да, в тысяче слов можно уложить канонический сюжет – завязка, кульминация, развязка, но в сотне уже нет, физически невозможно. Как написать выносящий мозг микрорассказ? Вопрос к композиции, то есть, к внутреннему порядку рассказа.

 

5 Композиция. Идеально – это когда почти анекдот с вотэтоповоротом. Ведь юмор (о чем я тоже писала в соответствующей статье) работает на контрасте. Сначала читатель воображает одно, а потом р-р-раз и переворот с ног на голову. Подмена смысла, когда хорошее оборачивается ужасным, страшное превращается в смешное и так далее. Можно использовать омонимы (слова, которые звучат и пишутся одинаково, но означают разное).

 

«Из форточки дуло. Штирлиц закрыл форточку. Дуло исчезло» 

 

Понятно?

 

Можно использовать омонимичные эмоции, вернее их проявление. Ведь яростный оскал бывает очень похож на улыбку перед взрывом смеха.

 

Только в анекдоте цель этих кульбитов – вызвать смех. Страх, потрясение, грусть, печаль и другие сильные эмоции тоже можно пробудить похожими приемами. Чем резче контраст, тем мощнее впечатление. Но не расстраивайтесь, если часть народа останется равнодушной к вашему микро-шедевру. 

 

Повторюсь, люди разные, тем более привыкшие к объемным романам, забывают о прелести короткой прозы.

 

Маркевич Светлана